йеее, Татко, с ДР!

[ahotora]

У пана Сапковского, помнится, было два варианта свадьбы Йеннифер. Я, конечно, ни разу не пан Сапковский (начиная с того, что я пани и заканчивая нелюбовью к длинной форме), но все же на святое замахнусь.
Абсолютное, стопроцентное, наглое АУ к "Переписать начисто" https://archiveofourown.org/works/13760013 и его дописываемому продолжению - с самыми теплыми поздравлениями автору)))))
Святое осталось за рамками)

Кольца, концы и ни одного гвоздя
Пейринг: Цурумару/\ Хасэбэ, Мицутада/\Оокурикара, мерзкие намеки, ювелирные изделия и все такое прочее.


Рисунок для кимоно они выбрали без труда – пляшущие белокрылые журавли, тонкая отстрочка снега на сосновых ветвях, кроваво-алые пятна цветков японской сливы для одного и фиолетовое безумие цветущих глициний по всему полю сверху донизу для другого. Не традиционно, конечно, но какие уж тут традиции, если и свадьба без невесты, и брачующиеся признаны людьми исключительно на бумаге, да и то в пределах Японии.  Можно было вообще не заморачиваться, если рассуждать с практической точки зрения.

Однако уперся Хасэбэ, уперся Мицутада, уперся Цурумару – и вышло, как вышло, всё  расползаясь в деталях и захватывая участников. Свадебные кимоно. Праздничное меню. Цветочные композиции для цитадельского святилища. Пара новых полосатых хакама для Оокурикары, внезапно для себя представляющего сторону условной «невесты» («У меня есть белый капюшон, значит будем считать, что невеста – я. Или тебе дать поносить накидку, Хасэ?»).

Только с кольцами вышла засада.

– Я считаю, что нужно золотые, – сказал упрямо Хасэбэ. – Цуру, хотя бы одно тебе, мне все равно, какое будет у меня.

Мицутада закрыл лицо ладонью.

– То есть мне – золотое, а тебе – какое придется? – вкрадчиво переспросил Журавль. – Я, значит, женюсь, а ты понарошку изображаешь? Что это ты такое выдумал, Хасэ-бо?

Хасэбэ понял, что сболтнул лишнее. Широко посаженные глаза Журавля сузились и теперь напоминали железнодорожный тоннель, в глубине которого разгорается свет фар летящего на полной скорости синкансэна. От ответа Хасэбэ зависело, затормозит ли этот поезд или таки будет методично размазывать его по рельсам.

Опять скандал. Кажется, уже третий, если считать от начала недели.

В этом не было ничего удивительного: предсвадебная подготовка подходила к концу и нервы сдавали даже у вечнопозитивного Журавля. Кроме того, изначально торжествами они собирались заниматься вчетвером, но Оокурикару постоянно дергали развозить внезапно ставшие популярными цитадельские помидоры по местным магазинчикам (что приносило Хасэбэ-мару существенный доход), Мицутада большую часть свободного времени был занят писательством кулинарных статей то для блога, то для городской газетенки (что дохода практически не приносило, но попробовать податься в более серьезные издания Сёкудайкири упорно не желал, так как это было «не его уровня»), и поэтому основная нагрузка легла на плечи Хасэбэ и Журавля. Журавль же от подсчетов мер риса и тушек рыбы откровенно скучал, а скучающий Журавль – это Журавль, который выносит мозг всем, кто не успел убежать. Хасэбэ бежать было некуда.

– Можно взять из белого золота одно и из черненого серебра – другое, – внезапно подал голос Оокурикара. – Белое будет символизировать Цуру, а черненое серебро соответствует основной колористике кивамэ-Хасэбэ. Я видел очень хороший вариант у 4⁰С, они продают отдельно мужские свадебные кольца из прошлогодней коллекции. Получится не больше ста тысяч.

На него обернулись все.

– Что? – спросил Журавль.

– 4⁰С распродает прошлогоднюю коллекцию обручальных колец, я видел, когда был в городе, – терпеливо повторил Оокурикара.

– А, – сказал Журавль. – А.

Хасэбэ засмотрелся: его птица старательно пыталась справиться с выражением «я не туплю» на лице и, похоже, проигрывала, – и едва не пропустил другое – странный болезненный взгляд Мицутады, брошенный Дракону  в затылок, когда речь зашла о подробностях продажи колец. Было ясно, что Мицутада совсем не удивлен познаниями своего партнера в ювелирных украшениях – напротив, именно эти познания и вызывали у Сёкудайкири такую реакцию.

Все это было совершенно непонятно, и Хасэбэ, задумавшись, едва опять не выпал из разговора, успев в самый последний момент ухватить реплику Цурумару, обращенную к нему: «Так я съезжу с Карой посмотрю?».

– М, – сказал он. – М, угу. Если оно действительно стоит того, бери что тебе понравится. Я полностью доверяю твоему вкусу, птица.

Оокурикара приглушенно хмыкнул.

– Даже если они будут не золотые? – поддел Журавль.

– Даже если они будут не золотые, – сдался Хасэбэ, стараясь не смотреть ни на кого из Датэгатан, опять демонстрировавших привычное семейное единодушие в выражении ехидного скептицизма в его адрес. Да, он доверяет Журавлиному вкусу, что тут такого. Журавль уже не раз подбирал ему одежду, и все было хорошо. И вообще, лучше предоставить выбор Цурумару, чем оказаться под прицелом теряющих дно желтых глаз. Так он хотя бы будет носить то, что выбирали для него с любовью...

– Я тебе постримлю, – успокаивающе шепнул ему на ухо Журавль, выходя из комнаты вслед за Оокурикарой. – Интересно, что же там наш гаражный затворник такого насмотрел.

– Я слышу,  – не оборачиваясь буркнул Дракон, и Цурумару, широко ухмыльнувшись на прощание, помчался его догонять.

 

Чего Хасэбэ не ожидал, так это того, что Журавль примется стримить сразу же с момента посадки на мотоцикл. Он уже успел вернуться к свадебной смете (до времени Икс оставалось чуть больше трех дней, а многие детали так и оставались не проясненными – например, что кому выбрать в качестве «ответных подарков» и куда сажать Мицутаду, учитывая, что он одновременно представляет сторону Хасэбэ и заведует банкетом), когда на терминал пошла телеметрия. И не только «из глаз», а еще и с тщательно детализированным тактильным каналом: мягкость застиранной Оокурикариной рубашки под руками, напряженные мышцы Драконовой спины, легкий запах бензина от выбившейся из-под шлема алой пряди...

Хасэбэ посмотрел на склонившегося над таблицами с записью подарков Мицутаду и почувствовал, что краснеет. «Ты что творишь?!» – отбил он разбосяковавшемуся Журавлю. В ответ раздался довольный (и довольно тупой) смех. Езда на мотоцикле возбуждала Цурумару ничуть не меньше, чем остальных двух Датэгатан – многомудрая хэйанская птица, оказываясь на пассажирском месте, теряла мозги точно так же, как и ее младшие товарищи по клану, и Хасэбэ не думал, что своим вмешательством способен хоть что-то в этом изменить.

Впрочем, фокусы со стримом все же прекратились. Журавль помахал Хасэбэ рукой (выглядело это так, словно он машет в зеркальце самому себе) и отключился. Хасэбэ выдохнул, бросил еще один вороватый взгляд в сторону Сёкудайкири и занялся, наконец, рассадкой за столиками и содержимым подарочных пакетов.

 

Они уже просчитали необходимые суммы («Хакате лучше положить наличкой сорок тысяч: во-первых, он больше любит деньги, чем подарки, а во-вторых, я знаю, что он собирается опустошать свою нелегальную кубышку, а ему еще за тело платить»), когда позвонил Такахаси. Бодрый голос флотского начальства был слышен и за пределами кабинета:

– День добрый, лейтенант! Господин адмирал тут переговорил с руководством ДММ и командирует меня на ваше мероприятие представлять, так сказать, единство государства и бизнеса. Так что готовьте там для меня с женой место и не забудьте прислать открыточку, ха-ха-ха.

– Я чрезвычайно рад, – сообщил Хасэбэ погасшему окну звонка. – Я просто нечеловечески счастлив.

– Подарки... – он рухнул лицом в ладони, уже не стесняясь того, что делает это при Мицутаде. – Чтоб вы провалились с вашим всепроникающим контролем! Чтоб вы провалились, вы, вы... люди!

Сёкудайкири осторожно прикоснулся к его плечу.

– Хэси, я заплачу, – начал он мягко. – У меня есть в отложенных, и, к тому же, я ведь представляю твою семью? Нам надо отдать не более семнадцати тысяч. Вряд ли он принесет больше приличествующего начальству. А отрезать от торта еще два куска мы всегда сможем.

– Я не хочу, – перебил его Хасэбэ. – Я не хочу. Это мой праздник. Я не хочу его видеть в этот день. Я не хочу тратить на него деньги. Я не хочу брать его деньги. Я. Не. Хочу. Его. Видеть.

Он глубоко вдохнул, оторвал голову от рук и с раскаянием посмотрел на Мицутаду.

– Извини, Мицу, – сказал он. – Извини, пожалуйста, я не хотел обижать тебя пренебрежением к твоей помощи. Я правда благодарен и...

Он махнул рукой.

– Я очень нервничаю, – признание само скользнуло на язык. – Я постоянно говорю какие-то глупости, злю птицу, путаюсь в расчетах. Даже на сервере Золинген мне не было так страшно. Неужели через это все проходят все люди, вступающие в брак...

Мицутада не ответил. Он смотрел сочувственно, и выражение лица у него было самое печальное – но он не пытался ни обнять Хасэбэ, как делал это раньше, ни приободрить его словами. Хасэбэ еще раз вздохнул, растер лицо ладонями и вновь развернул терминал.

– Ладно, Такахаси. Его жена. Столик, карточка, брошюра, еще один подарочный пакет...

– Положи ему туда хороший монокуляр, – сказал вдруг Сёкудайкири. – Вот, смотри, последний Никон от шестнадцати с половиной тысяч и как раз доставка в день заказа. Придраться будет не к чему, зато намек он поймет.

Он все же протянул руку и осторожно взъерошил волосы Хасэбэ – так, словно старался сократить время контакта до минимума и не мог.

– Хэси, выдохни. Езди с Цуру-саном, выбирай кольца, смотри себе галстук под фрак – я все сделаю сам. Я все для тебя сделаю...

Хасэбэ замер под его ладонью. Сердце стучало в горле. Сегодняшний день был слишком богат на эмоции. Ему надо было поднять взгляд, встретиться глазами с Мицутадой, сказать спасибо, отказаться от такого щедрого и определенно искреннего предложения, но все его существо предупреждало: «Не делай этого. Не смотри. Пока ты не видишь, ничего не произойдет. Пока ты не видишь, слом в этом голосе останется плодом твоего воображения, Мицутада не узнает, что ты все понимаешь, не смотри. Дай ему возможность сохранить лицо». Надо было говорить хоть что-то, но слова тоже куда-то пропали.

Мицутада, пытавшийся обнять его еще ту, самую первую версию.

Мицутада, всегда использовавший любой шанс прикоснуться к нему.

Мицутада, сознательно сделавший шаг назад, когда стало понятно, что свадьба все-таки состоится.

Хасэбэ никогда не думал, что отказ от попыток построить отношения будет еще большим источником проблем, чем попытки продолжить их навязывать.

Спас его снова возникший онлайн Журавль. Включившийся стрим, слава богу, показывал лишь картинку безо всякой тактильщины – Оокурикарина спина удалялась из кадра, а витрина с кольцами, наоборот, приближалась. Еще и с такой скоростью, что у Хасэбэ на какой-то миг закружилась голова.

– Йо! – болтал Цурумару. – Моя милая женушка, наш гаражный мальчик все-таки имеет отличный вкус – смотри, какую прелесть он нашел!  Тут, правда, полно шлака – идею вот таких линеечек из бриллиантов дизайнер, наверное, подцепил от своей бабки, – но в целом вполне есть из чего выбирать. Как тебе вот это черненькое с белой насечкой? Кажется, вполне прилично. Если бы не надпись, – судя по изображению, Журавль сунул кольцо прямо себе под нос, что явно не улучшило четкость передачи, – я б даже взял. Хотя, что нам надпись, она все равно внутри, ее никто не увидит.

– Цуру, покажи, пожалуйста, все, – слабым голосом попросил Хасэбэ. – И не так быстро, я не успеваю.

Мицутада одними губами сказал: «Зайду попозже», – и бесшумно поднялся. Хасэбэ хотел было его остановить, но Цурумару уже вытаскивал из лотка новое кольцо, и вертел его перед глазами, и совал в него палец («Левый, – не выдержал Хасэбэ, – ты опять путаешь!»), и требовал немедленной реакции, как кошка, принесшая хозяйке своего котенка полюбоваться.

 

Они пересмотрели всё. И первый лоток, и второй, с уже нераспарованными кольцами, и даже третий, на котором лежали уже какие-то запредельно дорогие выверты отечественной ювелирной моды. Под конец у Хасэбэ в глазах рябило от бриллиантов и фианитов, а разницу в форме он перестал замечать еще на первом лотке. Чему там особо разниться – кольцо и кольцо, одно чуть более широкое, другое чуть менее. «Это бюджетный вариант, они и не должны сильно отличаться»,– перебросил ему Цурумару по закрытому каналу.

– Ну что, выбрал? – спросил он уже вслух. – Мне нравятся вот это, вот это и еще вот это. А, и вон та пара тоже ничего получается. И вот эта...

– А что советовал Кара?

Журавль с тяжелым  вздохом положил кольца обратно.

– Вот эти, – сказал он, вынимая из первого лотка два неброских спокойных кольца без каких-либо изысков. Лежавшие отдельно, они не производили особого впечатления, но увидев их рядом на ладони Цурумару, Хасэбэ понял, почему Оокурикара выбрал именно эту пару: узкое почти черное серебро с небольшой, словно отмытой, полированной светлой вставкой удивительно гармонично соседствовало с более массивным, из белого золота, кольцом. Портил всю картину лишь небольшой брильянт, вставленный во вторую модель.

– Вообще-то, оно женское, – сказал Журавль, надевая светлый ободок на палец и любуясь пятнами солнечных зайчиков, тут же заплясавших по стенам. – У меня руки слишком тонкие для мужчины, ничего не подходит...

Он еще раз покачал ладонью и спросил:

– Берем?

Хасэбэ кивнул.

– Бери. Если тебе нравится, я согласен.

Он еще раз взглянул на спокойное серебро, брызжущий фонтанчиком колючих сполохов драгоценный камень и добавил внезапно для себя:

– Все равно то, что нам действительно хочется, мы позволить себе не сможем.

Журавль резко вскинул голову. Изображение оторвалось от колец, съехало на мгновение на потолок зала, потом уперлось в зеркало на облицовке колонны. Цурумару смотрел себе в глаза – рассерженные, злые желтые глаза – и проговаривал вслух:

– Нет. То, что нам не нравится, мы брать не будем. Никогда. Ни сейчас, ни потом. Я не позволю ненужным вещам входить в нашу жизнь. Всё, мы едем домой. Я пошел искать Кара-бо.

Он положил кольца обратно в лоток, вежливо улыбнулся консультантке и вышел, не слушая протестов Хасэбэ.

 

Впрочем, долгих протестов все равно не получилось: Оокурикара нашелся почти сразу же. Дракон  стоял перед входом в соседний, более респектабельный ювелирный магазин и с неожиданным вниманием рассматривал витрину. Журавль забыл про то, что собирался отключать стрим, поднял брови домиком (его отражение во всех окружающих стеклах повторило это движение) и тут же сунулся выяснять, на что это смотрит его соклановец.

– Йо! – сказал он, подходя к Оокурикаре сзади и вытягивая шею у него над плечом. – Что дают?

Дракон молча посторонился.

Журавль взглянул на витрину и присвистнул.

–  Ого. «Мозамбикский рубин», «мадагаскарский зеленый сапфир», «южноафриканские бриллианты»... Скромный выбор.

Оокурикара пожал плечами.

– Купили себе кольца? – спросил он вместо ответа.

– Не-а, – Журавль уткнулся носом в стекло. Трансляция перенастроилась под передачу разноцветных бликов от россыпи экзотических драгоценных камней и сохранение четкости знаков на этикетках, где десятки и сотни десятков тысяч иен скромно сокращались под соответствующий иероглиф. Даже те изделия, в которых камней не было, стоили как крыло от самолета («Bvlgari, – вспомнил Хасэбэ название бренда, – западная дизайнерская работа»). – Будет нормальная японская свадьба безо всяких этих заморских влияний. А то что-то я не помню, чтобы при Нобунаге кто-то колечками обменивался. Хотя... – Он сощурился и почти облизал взглядом золотой перстень с длинным горизонтальным бриллиантом, граненым «лесенкой». – Вот что-то из этого я бы, наверное, взял. Тебе какое нравится, Кара-бо?

– Вон.

– «Южноафриканские черные бриллианты, пакистанский желтый императорский топаз, платина», – прочитал Хасэбэ вместе с Журавлем. – Э?..

Оокурикара поморщился. Видно было, что он не слишком рад развивать эту тему.

– Мицутада, – объяснил он нехотя. – Его колористика. Его стилистическое решение – элегантность и дороговизна одновременно. – Он замолчал, потом решительно повернулся к витрине спиной: – Едем домой.

– Ага, – сказал Журавль, – ага. А ну-ка постой.

Он быстро кинул Хасэбэ личное сообщение «Кажется, я знаю, что нам делать» и повернул Оокурикару обратно к витрине с хай-энд драгоценностям. – А если бы ты выбирал для меня? – спросил он с легкими нотками предвкушения в голосе.

– Белое золото и мадагаскарский золотой берилл, – без запинки ответил Дракон.

– А для Хасэ?

– Красное золото, желтое золото, аравийский черный оникс.

– А если бы у тебя не было бы камней, но была бы возможность сделать самому?

– Для кого?

– Для нас троих.

Оокурикара на мгновение прикрыл глаза.

– Для тебя, – произнес он медленно. – Латунная основа, три-четыре сантиметра ширина, сглаженный край, несколько серебряных или, лучше, нихромовых нитей по центру. Для Хэси. Никелевая основа, аналогичная ширина, поднятые края, черненая середина, возможно, пластик или керамика как заполнение. Для Мицутады...

Он вдруг дернул плечом, высвобождаясь из хватки Журавля, и решительно зашагал к лестнице.

 – Мицутаду это не интересует, – бросил он, не оглядываясь.

Цурумару замер на какую-то секунду, а потом припустил вслед.

– Стой-стой-стой! Кара-бо, подожди! Стой, Кара! – зачастил он, вырываясь вперед и становясь перед Драконом. Узкая белая ладонь замерла в нескольких сантиметрах от Оокурикариной рубашки. – Почему это Мицутаду это не интересует?

Оокурикара смотрел в сторону.

– Почему? – настаивал Журавль. – Недостаточно стильно для него? Вы уже выбрали себе что-то другое? Кара?

«Не дави так», – хотел предупредить Хасэбэ, уже понявший, что Журавль случайно ступил на минное поле, но в этот момент Оокурикару внезапно прорвало:

– Потому что Мицутада собирается сдохнуть!

Он вскинул на Журавля злой затравленный взгляд. За все время, пока они жили бок о бок, Хасэбэ ни разу не видел у Дракона таких глаз. Оокурикара был хмурым, рассерженным, недовольным,  презрительным, яростным, раздосадованным, гневным,  угрюмым, но затравленным – никогда. Во всем мире не существовало ситуаций, выход из которых бы его не устраивал. И вот, когда уже все испытания, казалось, закончились...

Журавль открыл было рот, но так ничего и не сказал. Оокурикара перевел дыхание, взял себя в руки и произнес уже спокойнее и тише:

– Он посчитал стоимость своего тела и решил, что затраты не компенсируют выгоду. Гарантийный срок устройств, подобных нам, – десять лет; что бы накопить необходимую сумму только на выкуп нынешнего тела, понадобится не меньше пяти-шести, а ведь есть еще и другие траты. Он сказал, что признание человеком – это дополнительная удавка и что лучше он будет выполнять необходимый минимум по контракту и проживет сколько получится в том статусе, который у него уже есть, чем будет вечно зависим. Я, – голос Оокурикары дрогнул, – я пытался выкупить нас обоих, я согласен играть по правилам, чтобы он жил, но я не успеваю. Я не тяну такую нагрузку, чтобы заработать на два тела, у меня оказалось слишком мало сил, я...

«Извини, Хасэ, это уже личное», – шепнул Журавль и оборвал стрим. В наступившей тишине Хасэбэ услышал, как за его спиной кто-то резко спастически вдохнул.

Он обернулся назад – Мицутада, видимо, решивший проверить, не закончили ли они с Журавлем рассматривать кольца, пятился к двери, закрываясь пачкой распечаток, как щитом. Даже в условиях неяркого освещения кабинета лицо его отливало меловой белизной. Он взглянул на Хасэбэ, увидел, что тот, в свою очередь, смотрит на него, отрицательно мотнул головой и выскочил на галерею. Задвинувшаяся дверь хлопнула, и Хасэбэ остался один.

А потом к нему прибежал Хорикава с новостями из Твиттера.

 

Журавль почувствовал неладное почти сразу. Во-первых, Хасэбэ ничуть не удивился торчащим из его рюкзака обрезкам разнообразных металлических труб и ящику с инструментами на коленях. Во-вторых, их как бы случайно вышел встречать и Хорикава, и беспокойство, которое Хасэбэ удалось спрятать, отлично читалось на лице Хорикавы. Правда, было не совсем понятно, отчего Хасэбин специалист по связям с общественностью так смущен, но Журавль на всякий случай решил взять инициативу в свои руки.

– Не удивлен? – спросил он Хасэбэ, слезая с мотоцикла так, чтобы прикрыть собой Оокурикару, не торопящегося снимать шлем. – Я тут подумал и решил, что обручальные кольца нам сделает Кара-бо. Его подход к дизайну меня устраивает от и до, плюс других таких колец точно больше ни у кого не будет. На вот, подержи, тут насадки для газовой горелки и пинцеты. Привет, Хорикава. Собираешь информацию для блога о нашей свадьбе? Запечатлевай, сейчас будет долгий томный поцелуй.

– Я т-так, просто, Цуру-сан, – пискнул Хорикава и сдвинулся на полшага за спину Хасэбэ.

– А, – сказал Журавль. – «Так просто»? Ну хорошо. В любом случае, с тобой я тоже хотел поговорить. Короче. Есть дело на тыщу миллионов. Слушай, Хасэ, – продолжил он, забывая, что только что обещал подотчетно целоваться, – мы ведь будем постить в блоге фото со свадьбы, да? А на фото мы будем в кольцах. И я зуб даю, как минимум половина наших читательниц  тут же побежит искать себе похожие. Так зачем отдавать такой кусок рынка безымянным мастерам и косплеерам? Мы можем сами предложить фанатам то, что они хотят. Я поговорил с Карой, он готов сделать несколько наборов, если ты дашь добро. Мы их – пока у нас нет лицензии на торговую деятельность – отдадим... ну, допустим, в качестве поощрения за самый щедрый донейт, а потом можно будет заняться этим более серьезно. Например, сделать  character-ring имени каждого из наших. И не только character-ring. Кулоны, брошки... Вы представляете, какие это деньги?

Хасэбэ едва слышно скрипнул зубами. Журавль вел себя точно так же, как всякий раз, когда совершал какую-то глупость, а потом тщательно старался сделать вид, что ничего не было. И если бы он вот ровно полчаса назад не ознакомился с причиной, заставляющей его бестолковую птицу разнервничаться до потери личных границ, сейчас был бы скандал. Тот самый третий, которого утром удалось успешно избежать.

– Цуру, – максимально вежливо напомнил он, – ты же вроде только что говорил, что больше ни у кого таких колец не будет?

Журавль замялся.

– Ну-у-у, не таких. Не совсем таких. Это ручная работа, так что в любом случае они будут отличаться...

– Нет, – сказал Хасэбэ. – Нет. Этих – нет. Я согласен на вашу с Карой инициативу по поводу ювелирных украшений и прошу все расходы по этой статье переадресовывать на меня, – (Оокурикара все-таки снял шлем и хмуро взглянул на Хасэбэ. Как тот и ожидал, глаза у Дракона были красные), – но реплики наших свадебных колец не будет.

Он отодвинул Журавля в сторону и коротко поклонился Оокурикаре.

– Спасибо, – сказал он. – Ты очень нам помог, Кара. Если ты не против, могу я с тобой немного попозже поговорить?

Дракон, как, опять же, и ожидалось, набычился еще больше. Руки в обрезанных перчатках стиснули шлем, прижали его к груди. Вся фигура Оокурикары выражала громадное сожаление от того, что слинять под шумок вовремя не удалось.

– Незачем, – буркнул он. – Если ты про кольца – то это подарок, тут не о чем говорить. – Он снова сжал шлем. – Я, короче, пошел. Занесете материалы в гараж.

Хорикава вопросительно глянул на Хасэбэ. Журавль перехватил этот взгляд и начал незаметно, как ему казалось, смещаться так, чтобы встать между Хасэбэ и Оокурикарой – то ли для того, чтобы дать возможность Дракону наконец слинять, то ли для того, чтобы не дать ему сболтнуть лишнего, но в этот момент у ворот показался еще один персонаж.

 

Мицутада, видимо, подошел сбоку, со стороны сарая и скрывающих его буйных зарослей камелий, поэтому его никто не заметил. Его и так вряд ли бы заметили сразу – компания была слишком занята друг другом, – но наличие кустов отодвинуло этот момент еще дальше по времени. Несмотря на выходной для него день, Сёкудайкири был очень формально одет – в спрайтовский фрак и форменные брюки, не хватало только перевязи и наплечника, а так же, как ни странно, перчаток (впрочем, в последнее время он все чаще ими пренебрегал), – и держал в руках несколько листов распечаток. Ни на кого не глядя, он встал перед Хасэбэ и протянул ему бумаги.

– Хэси, – сказал он спокойно и негромко, – пожалуйста, подпиши. Я связался с японским отделением Vogue и с завтрашнего дня буду удаленно работать у них в редакции кулинарным обозревателем. Также я сбросил тебе необходимые документы по признанию меня человеком и хотел бы как можно быстрее пройти процедуру подтверждения моей дееспособности.

Он все-таки сбился. Рука, сжимающая распечатки, дрогнула, и Хасэбэ увидел, что ногти на холеных Мицутадиных пальцах обкусаны почти под корень. Сёкудайкири заметил его взгляд и криво улыбнулся в ответ.

– Я был неправ, – сказал он, обращаясь не столько к Хасэбэ, сколько к стоящему за спиной Оокурикаре. – В этой жизни слишком много вещей, потеря которых заставит меня жалеть. И я сам не хочу быть причиной сожаления моих близких. – Он глубоко вздохнул и повернулся к молчавшему все это время Дракону: – Кара, я...

– Насадки забери, – буркнул Дракон. – Поможешь мне донести.

Он, наконец, оставил в покое шлем, взял мотоцикл за руль и развернул его в сторону дома. Во все еще подозрительно красных глазах вновь появился надменный блеск.

– Если у вас больше вопросов нет, мы пошли, – сказал он. – Дизайн колец покажу вечером, выберете себе, что понравится. Идем, Мицутада.

Сёкудайкири просиял и, подхватив пакеты с металлическим ломом и инструментами, двинулся вслед за своим антисоциальным любовником.

– Ого. Огогогого, – сказал Журавль, который уже понял, что происходить планировалось что-то не то, но еще не понял, как. – Как тебе это удалось, Хасэ-бо?

– Никак, – Хасэбэ пожал плечами. – Иногда пресвятой рэндом способен сделать больше, чем все наши усилия вместе взятые. Впрочем, неважно. Надеюсь, ты хорошо отдохнул и поможешь мне сегодня досчитать расходы? У нас образовался новый гость.

Журавль тоскливо вздохнул.

 

Поздно вечером, когда они уже закончили и смету, и очередную ссору, и примирительный послессорный секс, Журавль уткнулся носом Хасэбэ за ухом и спросил:

– А все-таки, почему Хорикава так смотрел на нас, когда мы приехали?

Расслабленный Хасэбэ негромко фыркнул.

– Наверное, потому, что если вы хотите оставить что-то личным, не стоит делать этого в общественных местах? Пол-интернета висит на потолке от ваших с Карой обнимашек под салоном для новобрачных с последующим посещением кафе-мороженого.

Журавль хлопнул ресницами.

– А, – сказал он. – А. – Он еще раз хлопнул ресницами и громко расхохотался. – Никогда бы не подумал, что из нашей с Карой любви к мороженому получится такой отличный пиар! Надеюсь, ты не против того, что я включил чек из кафе в общую сумму расходов на подготовку к свадьбе?