нова поліція (ТМ)
Nov. 8th, 2017 18:41![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
ahotoraпо мотивам сериала "Синсэнгуми"
Три дара господина Миягава-отца
Невесте мастера меча
На вид шестнадцать лет.
Таких изысканных манер
В Киото даже нет.
В десятый день одиннадцатого месяца первого года Каэй все население поселка Ками-Исивара, где никогда не происходило ничего серьезнее ежегодного праздника урожая, оказалось взволнованным так, словно сторонники Западной армии собирались превратить его во вторую Осаку.
Некоторые из сельчан при виде женщин, бегущих в сторону центральной площади, и слыша крики детей, доносившиеся с порога домов, торопливо надевали доспехи, вооружались кто мотыгой, кто деревянным мечом, чтобы придать себе более мужественный вид, и устремлялись к гостинице «Тама-я», перед которым собиралась густая и шумная толпа любопытных, увеличивавшаяся с каждой минутой.
В те времена такие волнения были явлением обычным, и редкий день тот или иной поселок не мог занести в свои летописи подобное событие. Ронины организовывали шайки; якузда пытались конкурировать с ронинами; сегунат и удельные князья отбирали то, что не успели отнять ронины и якудза. Но, кроме этой борьбы - то тайной, то явной, то скрытой, то открытой, - были еще иностранцы, внезапно вновь активно заинтересовавшиеся Японией. Сельчане вооружались против воров, против якудза, против ронинов, нередко - против уездных князей, время от времени - против сегуната, но против императора - никогда. Видимо, потому, что императорское слово в те времена было не громче комариного писка. Именно в силу этой закоренелой привычки в вышеупомянутый десятый день одиннадцатого месяца первого года Каэй сельчане Ками-Исивары, услышав шум и не узрев ни монов с мальвой, ни плоских шляп служивых сегуната, устремились к гостинице «Тама-я».
И только там для всех стала ясна причина суматохи.
Молодой человек... Постараемся набросать его портрет: представьте себе Минамото Ёсицунэ в пятнадцать лет, Минамото Ёсицунэ без доспехов, без пластинчатого до и наплечников содэ, в старом косодэ, черный цвет которого приобрел оттенок, средний между синим и землисто-серым. Квадратное смуглое лицо; выдающиеся скулы - признак хитрости; челюстные мышцы чрезмерно развитые - неотъемлемый признак, по которому можно сразу определить истинного кантосца, даже если он еще и не убил вас своим восточным акцентом, - а молодой человек имел ярко выраженный восточный акцент; взгляд открытый и умный; нос крючковатый, но тонко очерченный; рост слишком высокий для юноши и недостаточный для зрелого мужчины. Неопытный человек мог бы принять его за пустившегося в путь мужицкого сына, если бы не два меча за поясом, норовившие выскользнуть из-под его пояса, когда он стоял, и бившие его по бедру, когда он шел.
Ибо у нашего молодого человека были два меча, и очень даже замечательные - по крайней мере, один из них. Это был длинный меч с претенциозным именем Котэцу, хотя все вокруг знали, что выкован он совсем не Нагасонэ Котэцу триста лет тому назад, а вполне себе их современником Миямото Киемаро, а клеймо подделано известным мошенником, специализирующимся по этому делу, Хосодой Хэйдзиро. Ножны его, хоть и оплетенные желтыми шелковыми шнурами, находились в столь плачевном состоянии, что облезлый вид их заставлял зевак невольно задуматься, а не было ли действительно в семье молодого человека легендарного меча Котэцу и не продали ли они его в голодные годы после Сэкигахары. Недаром Миягава Кацугоро - а нашего молодого человека звали именно так - оказался не в силах подавить тяжелый вздох, принимая этот меч от Миягавы-отца. Он знал, что цена такому мечу самое большее пара рё. Зато нельзя отрицать, что бесценны были слова, сопутствовавшие этому дару.
- Сын мой! - произнес вольный земледелец из рядовых самураев с тем чистейшим кантосским акцентом, от которого Мацудайра Катамори не мог отвыкнуть до конца своих дней. - Сын мой, меч этот попал в дом ваших предков незадолго перед Сэкигахарой и все эти годы служил нам верой и правдой, торжественно лежа на подставке в самом почетном углу. Не продавайте его ни при каких обстоятельствах, дайте ему в почете и покое послужить украшением дома и ваших внуков. И, если вам все же придется пустить его в ход, щадите его, как вы щадили бы старого слугу. При дворе сегуна, - продолжал Миягава-отец, - в том случае, если вы будете там приняты, на что, впрочем, вам дает право древность вашего рода и клана, в который вы вступаете, поддерживайте ради себя самого и ваших близких честь вашего самурайского имени, которое более трех столетий с достоинством носили ваши предки. Под словом «близкие» я подразумеваю жителей нашей деревни и вашу новую родню. Не покоряйтесь никому, за исключением императора и сёгуна. Только мужеством - слышите ли вы, единственно мужеством! - самурай в наши дни может пробить себе путь. Кто дрогнет хоть на мгновение, возможно, упустит случай, который именно в это мгновение ему предоставляли боги и будды. Вы молоды и обязаны быть храбрым по двум причинам: во-первых, вы воин, и, кроме того, - вы мой сын. Не опасайтесь случайностей и ищите приключений. Я дал вам возможность научиться владеть мечом. У вас железные икры и стальная хватка. Вступайте в бой по любому поводу, деритесь на дуэли, тем более что дуэли воспрещены и, следовательно, нужно быть мужественным вдвойне, чтобы драться. Я могу, сын мой, дать вам с собою всего пять рё, пару мечей и те советы, которые вы только что выслушали. Ваша покойная матушка добавила бы к этому еще и много теплых слов, но она давно в могиле, а теплые слова – удел женщин. Мне остается прибавить еще только одно, а именно: указать вам пример - не себя, ибо я никогда не бывал в Эдо и участвовал добровольцем только в обороне нашей деревни от воров. Я имею в виду господина Кондо, вашего будущего отца. Он был пятым сыном сельского старосты, а стал третьим главой школы меча в Эдо. Вы – станете четвертым. Учитесь у него мастерству, следуйте его примеру и действуйте так же, как он.
После этих слов г-н Миягава-отец обнял сына, нежно облобызал его в обе щеки и наконец отпустил в дорогу. Собравшаяся толпа разразилась приветственными криками, бабы замахали полотенцами, мужики затрясли мотыгами, а мальчишки, размахивая подобранными на дороге палками, как боккэнами, и подпрыгивая, побежали вслед за Кацугоро.
Три дара господина Миягава-отца
Невесте мастера меча
На вид шестнадцать лет.
Таких изысканных манер
В Киото даже нет.
В десятый день одиннадцатого месяца первого года Каэй все население поселка Ками-Исивара, где никогда не происходило ничего серьезнее ежегодного праздника урожая, оказалось взволнованным так, словно сторонники Западной армии собирались превратить его во вторую Осаку.
Некоторые из сельчан при виде женщин, бегущих в сторону центральной площади, и слыша крики детей, доносившиеся с порога домов, торопливо надевали доспехи, вооружались кто мотыгой, кто деревянным мечом, чтобы придать себе более мужественный вид, и устремлялись к гостинице «Тама-я», перед которым собиралась густая и шумная толпа любопытных, увеличивавшаяся с каждой минутой.
В те времена такие волнения были явлением обычным, и редкий день тот или иной поселок не мог занести в свои летописи подобное событие. Ронины организовывали шайки; якузда пытались конкурировать с ронинами; сегунат и удельные князья отбирали то, что не успели отнять ронины и якудза. Но, кроме этой борьбы - то тайной, то явной, то скрытой, то открытой, - были еще иностранцы, внезапно вновь активно заинтересовавшиеся Японией. Сельчане вооружались против воров, против якудза, против ронинов, нередко - против уездных князей, время от времени - против сегуната, но против императора - никогда. Видимо, потому, что императорское слово в те времена было не громче комариного писка. Именно в силу этой закоренелой привычки в вышеупомянутый десятый день одиннадцатого месяца первого года Каэй сельчане Ками-Исивары, услышав шум и не узрев ни монов с мальвой, ни плоских шляп служивых сегуната, устремились к гостинице «Тама-я».
И только там для всех стала ясна причина суматохи.
Молодой человек... Постараемся набросать его портрет: представьте себе Минамото Ёсицунэ в пятнадцать лет, Минамото Ёсицунэ без доспехов, без пластинчатого до и наплечников содэ, в старом косодэ, черный цвет которого приобрел оттенок, средний между синим и землисто-серым. Квадратное смуглое лицо; выдающиеся скулы - признак хитрости; челюстные мышцы чрезмерно развитые - неотъемлемый признак, по которому можно сразу определить истинного кантосца, даже если он еще и не убил вас своим восточным акцентом, - а молодой человек имел ярко выраженный восточный акцент; взгляд открытый и умный; нос крючковатый, но тонко очерченный; рост слишком высокий для юноши и недостаточный для зрелого мужчины. Неопытный человек мог бы принять его за пустившегося в путь мужицкого сына, если бы не два меча за поясом, норовившие выскользнуть из-под его пояса, когда он стоял, и бившие его по бедру, когда он шел.
Ибо у нашего молодого человека были два меча, и очень даже замечательные - по крайней мере, один из них. Это был длинный меч с претенциозным именем Котэцу, хотя все вокруг знали, что выкован он совсем не Нагасонэ Котэцу триста лет тому назад, а вполне себе их современником Миямото Киемаро, а клеймо подделано известным мошенником, специализирующимся по этому делу, Хосодой Хэйдзиро. Ножны его, хоть и оплетенные желтыми шелковыми шнурами, находились в столь плачевном состоянии, что облезлый вид их заставлял зевак невольно задуматься, а не было ли действительно в семье молодого человека легендарного меча Котэцу и не продали ли они его в голодные годы после Сэкигахары. Недаром Миягава Кацугоро - а нашего молодого человека звали именно так - оказался не в силах подавить тяжелый вздох, принимая этот меч от Миягавы-отца. Он знал, что цена такому мечу самое большее пара рё. Зато нельзя отрицать, что бесценны были слова, сопутствовавшие этому дару.
- Сын мой! - произнес вольный земледелец из рядовых самураев с тем чистейшим кантосским акцентом, от которого Мацудайра Катамори не мог отвыкнуть до конца своих дней. - Сын мой, меч этот попал в дом ваших предков незадолго перед Сэкигахарой и все эти годы служил нам верой и правдой, торжественно лежа на подставке в самом почетном углу. Не продавайте его ни при каких обстоятельствах, дайте ему в почете и покое послужить украшением дома и ваших внуков. И, если вам все же придется пустить его в ход, щадите его, как вы щадили бы старого слугу. При дворе сегуна, - продолжал Миягава-отец, - в том случае, если вы будете там приняты, на что, впрочем, вам дает право древность вашего рода и клана, в который вы вступаете, поддерживайте ради себя самого и ваших близких честь вашего самурайского имени, которое более трех столетий с достоинством носили ваши предки. Под словом «близкие» я подразумеваю жителей нашей деревни и вашу новую родню. Не покоряйтесь никому, за исключением императора и сёгуна. Только мужеством - слышите ли вы, единственно мужеством! - самурай в наши дни может пробить себе путь. Кто дрогнет хоть на мгновение, возможно, упустит случай, который именно в это мгновение ему предоставляли боги и будды. Вы молоды и обязаны быть храбрым по двум причинам: во-первых, вы воин, и, кроме того, - вы мой сын. Не опасайтесь случайностей и ищите приключений. Я дал вам возможность научиться владеть мечом. У вас железные икры и стальная хватка. Вступайте в бой по любому поводу, деритесь на дуэли, тем более что дуэли воспрещены и, следовательно, нужно быть мужественным вдвойне, чтобы драться. Я могу, сын мой, дать вам с собою всего пять рё, пару мечей и те советы, которые вы только что выслушали. Ваша покойная матушка добавила бы к этому еще и много теплых слов, но она давно в могиле, а теплые слова – удел женщин. Мне остается прибавить еще только одно, а именно: указать вам пример - не себя, ибо я никогда не бывал в Эдо и участвовал добровольцем только в обороне нашей деревни от воров. Я имею в виду господина Кондо, вашего будущего отца. Он был пятым сыном сельского старосты, а стал третьим главой школы меча в Эдо. Вы – станете четвертым. Учитесь у него мастерству, следуйте его примеру и действуйте так же, как он.
После этих слов г-н Миягава-отец обнял сына, нежно облобызал его в обе щеки и наконец отпустил в дорогу. Собравшаяся толпа разразилась приветственными криками, бабы замахали полотенцами, мужики затрясли мотыгами, а мальчишки, размахивая подобранными на дороге палками, как боккэнами, и подпрыгивая, побежали вслед за Кацугоро.
